Воспитание детей

Перевод с английского статьи из православного журнала на английском языке "Дорогая в Эммаус" специально для портала Православие и мир" Анны Зюзиной

Когда коллектив журнала «Дорога в Эммаус» решил поговорить с православной мамой о детях и молитве, мы представляли себе опытную женщину с взрослыми детьми, которая в свое свободное время даст нам большое интервью. После нескольких обсуждений мы, все-таки, остановились на Инне Беловой, молодой маме « в расцвете сил» трехгодовалого мальчика. В то время, когда радости, страхи и заботы по воспитанию православного ребенка занимают все ее время бодрствования, мы нашли ее спонтанные размышления на эту тему свежими и интересными.

Журнал: Инна, расскажите нам немного о себе.

Инна: Я выросла в Москве, после общеобразовательной школы я поступила в Московский Институт Иностранных Языков. Я не была крещенной до девятнадцати лет, пока сильно не заболела. После крещения я выздоравливала полгода и начала ходить в церковь регулярно. Я работала секретарем и продавала свечи на Подворье Валаамского монастыря в Москве. Мы поженились с моим мужем Виктором, когда мне было двадцать девять лет, Николай родился, когда мне было тридцать два. Ему сейчас три года. Мой муж Виктор вырос в неверующей семье и стал православным в двадцать три или двадцать четыре года после того, как его друг привел в храм. Он художник, и многие годы работал, расписывая церкви. После того, как мы поженились, он не хотел оставлять нас на долго и уезжать писать, поэтому он нашел работу графического дизайнера в Москве, затем он пошел учиться на бухгалтера. Мы надеемся, что скоро его посвятят в духовный сан.

Ж: А Ваши родственники? Были ли они верующие?

Инна: Мои обе бабушки были очень простые люди. Они верили в Бога, но таким образом, что никто об этом не знал. Я помню историю про мою бабушку Марию, которая однажды вернулась домой очень поздно. Когда она наконец вошла в дом, мои родители стали ее спрашивать, почему она так поздно возвратилась, на что она ответила, что шла всю дорогу пешком. На вопрос, почему, она сказала, что у нее не оказалось денег на троллейбус. Мои родители стали возражать, что билеты проверяют очень редко, и можно было бы проехать бесплатно. Бабушка ответила, что может быть это грех, поэтому она шла пешком. Вот такая она была. Бабушка умерла, когда мне было три года. Моя вторая бабушка, Александра, мама моей мамы, всегда на Пасху приносила нам куличи и яйца. Я очень хорошо это помню. Она сидела на кухне и могла долго рассказывать о своих детях и внуках. Она ничего не слышала, но могла разговаривать. Как сейчас помню, сидит она на кухне, пасхальное солнце светит в окно и отражается как благословение на яйцах и куличе. Это были райские мнгновенья.
Фото Олега Коновалова
Когда бабушка Александра умерла, я знала, что она верит в бессмертие души, потому что она сказала мне: « Приходи и проводи меня.» . Один из ее внуков купил ей погребальный саван в подарок с православными надписями и крестом. В то время это была очень редкая вещь, и бабушка часто ее доставала, показывала людям и говорила: «Посмотрите, что у меня есть». Она ждала свою смерть с миром в душе. Когда родился ее правнук, слабенький и больной, доктора сказали, что ребенок не жилец. Когда об этом сообщили бабушке, она ответила: «Я так стара, я хочу умереть вместо него, а он пусть живет.» Ей было восемьдесят три, она обладала прекрасным здоровьем, но спустя три недели внезапно умерла. С того самого дня, ребенок стал поправляться. Он родился семнадцатого декабря, а бабушка умерла восьмого января. Но несмотря на все это, я не была верующей. Я была против всего религиозного из-за атеистической пропаганды, которая была в школе, в пионерских лагерях, везде. Когда мне было девять лет, мой отец что-то сказал о Боге. Я была изумлена и ответила: « Как ты можешь такое говорить, это ведь леригия!». Я даже не знала, как правильно выговорить «религия», но уже знала, как с ней бороться. Потом, когда мне было четырнадцать у меня был подростковый кризис. Я увидела на шее у матери маленький православный крестик, я попросила показать его мне. Она дала посмотреть, вдруг я так обозлилась на нее за ее невежество и несовременность, что выбросила крестик в окно. Она побежала вниз, пыталась его найти, но не смогла. После этого она мне ничего не сказала, я даже не знаю, ходила ли она в церковь, думаю, что нет, но у нее была естественная вера, которая ощущалась.

Ж: Почему Вы думаете, родители не говорили с Вами о Боге или религии в детстве? Было это от того, что они потом предполагали проблемы в школе , или от того, что их вера не была крепка?

Инна: Я не думаю, чтобы они осознавали необходимость говорить со мной о Боге, так как их вера была без знаний. Они знали, что верят в Бога, но не знали никаких церковных догм, ничего. Их крестили, когда они были детьми, они верили в Бога и Церковь, но не знали, что должны ходить в церковь каждое воскресенье. Атеистическая пропаганда была столь сильна, что не было ни малейшей возможности слышать слово о Боге вне церкви. Даже в храме священники не могли говорить то, что они хотели. Они только служили. Иногда они говорили короткие проповеди, но им не позволялось наставлять. Те кто проповедовал с убеждением, подвергались гонениям.

Ж: Я помню, что перед смертью Вашей матери, она была достаточно воцерковлена.

Инна: Да, в последние два месяца она причащалась почти каждую неделю. Перед этим она начала посещать храм, ко времени ее смерти ее молитвослов стал очень потрепанным из-за его частого использования. Мои родители повенчались в шестьдесят лет по моему требованию, правда мама попросила, чтобы никто не присутсвовал на церемонии. Мой отец воцерковлен, но он медленно познает Православие. Ему трудно понять такие догматы Церкви как Троица, о том, что Господь был и Человеком и Богом... Он всегда спрашивает меня об этом, и я пытаюсь объяснить. Он чень простой человек, как мама и бабушки. Священники говорят, что наше поколение отличается от предыдущего. Раньше, родители, бабушки и дедушки приводили детей в Церковь. Теперь дети ведут своих родителей в Цековь. Но это все-таки не мой путь. Несмотря на то, что мои родители мало знали о вере, именно они привели меня в Церковь. Когда я в свои девятнадцать сильно заболела, доктора уже не могли ничего сделать, родители взяли меня, отвели к священнику и покрестили, в надежде, что это поможет. Только после крещения я начала выздоравливать.

Ж: Перед тем, как родился Ваш ребенок, имели ли Вы представление, как Вы будете говорить ему о Боге, как молиться? Был ли у Вас пример в лице старших друзей?

Инна: Нет, я никогда не думала об этом. Я просто так сильно хотела ребенка, что все время молилась: «Пожалуйста, дай мне ребенка, и я постараюсь воспитать его православным». Я очень стараюсь не забывать об этом. Я просила, чтобы малыш был здоровым и имел доброе сердце, чтобы любить Бога. Как только я поняла, что я стану матерью, и даже раньше, если я одна молилась, я знала, что хотела бы внушить ребенку мою любовь к Спасителю. Я не думала особенно о том, как я буду учить его молиться, или как я приведу его в Церковь. Любовь Христова была главной, что мне хотелось дать ему. Сейчас все намного сложнее и отличается от того, что я думала прежде, но это была моя первая мысль. В связи с этим мне всегда вспоминаются слова архиепископа Антония Блюма к родителям, которые спрашивали его, как воспитывать детей. Он говорил: «Я не могу дать совет, положившись на свой опыт, потому что я рос неверующим ребенком». По этой же причине трудно и мне, поэтому я воспитываю Николая как маленького взрослого, со взрослой точки зрения. Если у него есть вера, то это не будет детской верой. Конечно, он верит по-детски, но то, что исходит от мнея – это взрослая вера. Я в некотором роде даже боюсь, что тут может произойти какое-то искажение, так как я не могу до конца понять, что он видит, и у меня нет собственного опыта. Позже ему понадобятся друзья старше его, те кто прошел через этапы взросления в Православной Церкви. Особенно в подростковом возрасте я хотела бы, чтобы у него были православные друзья.

Ж: Многие люди чувствуют, что дети от природы христиане, но потом мир подкрадывается к ним и застилает их души. Вы замечали это в своем ребенке, когда он был совсем маленький?

Инна: Да, часто. После его рождения мы повесили икону Богородицы напротив него. Он улыбался и протягивал ручки, смотрел на нее и по-своему разговаривал с Ней. Это было нечто другое, чем с игрушками или картинками, которые мы показывали ему. Затем, когда мы стали брать его в храм и учить его молиться, он был очень усердным и даже делал земные поклоны. Ему было тогда только два года. Если кто-то из нас пропускал что-то в вечернем или утреннем правиле, то ребенок протестовал и говорил: « Ты пропустила ту молитву, пожалуйста, скажи ее». Но, знаете, я в каком-то смысле имела в доме церковную бабушку, двухлетнюю бабушку. Я ужасно себя чувствовала, итак, я решила попробовать что-нибудь другое. Не совершать все по определенному плану, точно, но акцентировать его внимание на вещах, о которых говориться в молитве. Например, я стараюсь соединить его христианскую жизнь с жизнью в мире, с другими людьми, со мной дома...

Ж: Вы это делали, потому что чувствовали, что даже в два года ребенок связан с внешним миром?

Инна: Я думаю, то как он себя вел, было естественно, но когда я увидела, к чему это приводит, я начала молиться молитвами, которые больше связаны с нашей жизнью. Например, я говорила Богу вслух: « Позволь нам прожить этот день без ссор, пусть будет между мной и Николаем мир, чтобы мы были добры друг к другу.»

Ж: С какого возраста Вы начали обучать ребенка молитве?

Инна: Единственное, что я могла делать в период его младенчества – это молиться в его присутствии.

Ж: Он смотрел на Вас из колыбели?

Инна: Да, у нас была только одна комната, поэтому он был всегда со мной и слышал, как я молилась. Когда он подрос, он стал присоединяться, если хотел этого. Я всегда просила его помолиться за его почившую бабушку, которую он любил, и которую мы похоронили несколько месяцев назад, а также за нас, своих родителей, потому что эти вещи он уже хорошо понимал.

Ж: Он знал какие-то молитвы наизусть?

Инна: « Он знал «Отче наш» и «Богородица, Дева радуйся». Он начал так молиться, когда ему исполнилось два. Однажды он рассказал мне стишок, и когда я поняла, что он может запоминать наизусть, я попросила его прочесть «Отче наш», у него получилось. Попросила прочесть «Богородице, Дево радуйся», он выполнил и это. Он уже знал молитвы, просто не приходило в голову попросить их произнести. (К сожалению, его дикция была настолько плохой, что только я одна могла его понимать.) Сейчас он знает «Царю Небесный» и «Святый Божий, Святый Крепкий, Святый Бессмертный...»

Хотя он и запомнил их, но думаю, что произносит он их все-таки механически. Конечно он говорит их от сердца, но все-таки не понимает значения. Однажды я попыталась ему объяснить, что значит « и прости нам долги наши, якоже и мы прощаем должникам нашим». Я объяснила ему, что такое грех, а спустя некоторое время, когда я повысила голос и ругала его, сын сказал: «Не кричи на меня, это грех». Я тогда подумала, что я не тот человек, кто должен был объяснить ему, что такое грех. (Смеется) Все что я смогла на это ответить, это чтобы он не нервировал меня, потому что это тоже грех.

Затем, я прошу его помолиться за людей, если они об этом попросили. Иногда люди говорят мне, что если я помолюсь, то это мало что значит, пусть помолится невинное дитя. И тогда я прошу Николая помолиться за тетю Лену. Она также просит. Я говорю: « Давай скажем, Господи, помилуй тетю Лену», и ребенок соглашается. Или, « Помолись, чтобы работа дяди Андрея шла хорошо». Такие вещи. Или, «Помолись, чтобы ты смог простить своего друга Стива, за то, что он забрал твое ведерко.» ( Если он, например, не может простить.) Таким образом, мы учим прощать его радостно. Ему нравиться прощать людей. Когда кто-нибудь просит у него прощения, он радостно широко улыбается и говорит: «Конечно, я прощаю тебя.» Перед тем, как у него попросили прощения, он может плакать и быть упрямым и сердитым, но как только попросили прощения, все становится на свои места, сразу все хорошо, даже если его перед этим ударили игрушечной лопаткой.

Ж: Когда Вы думаете, он начал понимать, что такое прощать?

Инна: Я думаю он стал понимать с того момента, когда сам начал просить прощение. Иногда, один, два, три раза в день приходится повышать на него голос. Иногда приходится отшлепать. Если это слишком сильно, я прошу у него простить меня. Иногда он приходит сам и просит простить его. Я спрашивала, за что ты просишь прощенье, а он отвечает, что не знает, но за что-нибудь. Или подходит ко мне и благодарит, спрашиваю, за что, он отвечает – за все. Такой смешной.

Ж: Он присутсвует на утренних и семейных молитвах? Как ты думаешь, это важно?

Инна: Важно, чтобы он присутсвовал, а не кричал и не бегал. Если он рисует в углу или слушает одним ухом, то я думаю. что все в порядке. Если я хочу, чтобы он помолился, я зову его и прошу.

Ж: Как ты добиваешься его внимания на семейной молитве. Что ты делаешь, если ему скучно или он неугомонный?

Инна: Если он неугомонный, я понимаю, что он всего лишь ребенок, и позволяю ему делать то, что он хочет в пределах того, чтобы не мешать моей молитве. Когда он не хочет молиться, я прошу его прийти и помочь мне, потому что я устала.

Ж: С какого момента ты начнешь требовать от него, чтобы он стоял рядом и был внимательным?

Инна: Я думаю, что делать это буду постепенно. Например, если он скажет одну-две молитвы сейчас, через месяц я попрошу его сказать три... Он еще такой маленький, что мне приходится привлекать его к каждой молитве, которую мы произносим, и она должна быть короткой. Что важно, так это икона Господа для того, чтобы он знал, Кому он молится. У нас есть большой постер Иисуса Христа с большими глазами, а также постер с Божьей Матерью. Может быть это не правильно, ведь это не Сам Христос, но мне кажется, что это помогает ему понимать, что он делает.